Старая часовня. Воскресенье, 15 мая. 20.45. Персонажи: Крис, Сухо, Исин
Теплый майский вечер заливает город медовым предзакатным золотом, оседающим сладостью на губах. В воздухе пахнет новорожденной зеленью, а еще вкусной влагой, будто бы из подземного родника. Солнце нежится и плавится в прозрачной пене из облаков, грея поднятые к небу лица ласковыми карамельными поцелуями.
Ленивое детское счастье передается от жителя к жителю мимолетными улыбками и сияющими взглядами. Ветер разносит по старым извилистым улочкам пение вечерних птиц и шепот блестящей, новехонькой листвы.
Время будто замерло, разморенное.
И кажется, ничто не может сегодня пойти не так.
Ведь правда же?..
@темы:
Часовня,
Крис,
Сухо,
Исин,
Знакомство
Однако не стоит тратить время; он с порога, только лишь поздоровавшись, просит друга показать амулет.
Вылезти из постели - подвиг, но Син его все-таки совершает, когда терпеть становится совсем уже невмоготу. Мобильный, прежде трепетно хранимый им на самом видном месте, валяется где-то под кроватью, разряженный. С тех пор, как Крис ушел, он перестал ждать звонки...
Вызвать своего самого любимого экзорциста на дом оказывается непросто, но в конце концов Сухо все же соглашается прийти и глянуть, что стало не так с проклятым скарабеем, вдруг ни с того ни с сего переставшим отключать голову Сина от передач из других миров. Исин обнаружил сбои в работе амулета чрезвычайно внезапно, прямо посреди кухни, так и не дожевав утешительный кусок тирамису. Голоса, ворвавшиеся в его сознание, были столь оглушительны, что даже Минсок и его ангельская сила не смогли их погасить.
Потом, правда, снова наступила тишина, но с того момента Исин то и дело страдает от непредсказуемых "шумов", что, разумеется, несколько отвлекает от разбитого Крисом сердца, но легче не делает ни капельки.
Когда Сухо появляется на его пороге, собранный и чрезвычайно серьезный, Син против воли чувствует облегчение. Последние несколько суток были совершенно кошмарны: много холода, много боли и много мусора в голове. И исключить из списка хоть один из этих угнетающих пунктов старый друг точно поможет.
Эта вещица - весьма капризная, себе на уме даже, поэтому нет ничего удивительного, что она "радует" своего хозяина периодичными сбоями. Но это дело поправимое, причём всего-то за пару-тройку минут.
- Ты будешь смеяться, но его всего лишь надо почистить... - Сухо улыбается и поднимает голову.
Впрочем, улыбка оказывается тут же потухшей: он только сейчас замечает, что Исин выглядит откровенно паршиво.
- Что-то случилось? - обеспокоенно спрашивает он, внутренне напрягаясь.
Но следующий за объяснением вопрос глядящего на него снизу вверх Сухо напоминает об остальных причинах для мучений.
Вот бы все в его жизни можно было исправить так просто, как поломку чертового скарабея...
- Случилось... - Син пробует странно безличное слово на вкус, хмуря брови. - Да, пожалуй, кое-что случилось, - улыбка выходит слабой и жалкой, совсем не в его духе. Сразу же становится стыдно за собственную слабость - Син отворачивается и шаркает в сторону старого-доброго матраса. Сухо, может, и комфортно сидеть вот так, прямо посреди залитого пылающими красками зала, но сам Исин наверняка окоченеет, если усядется прямо на деревянные доски.
На то, чтобы подтащить матрас к следящему за ним Сухо, уходит пять бесконечных минут, которые медиум тратит на формулировку своей банальной, едва ли достойной нытья проблемы.
Хотя добавить произошедшему лоска не получается - как ни крути, а суть его убитого состояния заключается в одном.
- Я потерял кое-кого, - шумно выдыхает Исин, устраиваясь по-турецки рядом с другом и старательно натягивая на ледяные дрожащие пальцы рукава толстовки. - По собственной глупости. И кажется, потерял навсегда.
Это Исин? Серьёзно? Что такого страшного могло случиться, если даже на нём лица нет?
Но вот прозвучавший ответ на вопрос вынуждает окаменеть; пальцы крепко-накрепко цепляются в амулет, до опасной ломкости.
"Потерял. Навсегда".
Этот вечер уже не кажется хорошим; слишком знакомая клыкастая боль, с кровавым чавканьем вгрызающаяся в остатки бьющегося в последнем издыхании сердца.
Сухо протягивает руку, чтобы осторожно коснуться чужого запястья. Он не знает, что и сказать; ему слишком страшно оказываться близко к такой ситуации, безжалостно напоминающей его собственную.
- Ты... ты уверен, что навсегда? Син...
- Ой! - младший испуганно зажимает рот ладонью, осознавая, в каком драматичном свете представил вполне человеческую проблему. - Нет-нет! Никто не умер! Прости, я не должен был так сгущать краски!.. - он осторожно кладет на руку Сухо свою ладонь. - Меня просто бросили, вот и все. Безответная любовь, будь она проклята... - тяжелый вздох вырывается сам по себе, хотя от собственных страданий Исину уже и правда смешно.
Потерял... Это все-таки слишком страшное слово. Крис ведь все еще здесь, в этом городе, и их контракт наверняка остается в силе, так что о потере речи не идет.
И пусть они больше никогда не... То есть Крис едва ли снова хоть раз позволит ему себя... В смысле, едва ли можно надеяться даже просто на....
Мысли наскакивают одна на другую, и Исин старательно трясет головой, пытаясь очистить рассудок, а еще спрятать под растрепавшейся челкой предательски увлажнившиеся глаза.
Ведь если подумать, он и правда потерял. Потерял то, что никогда ему не принадлежало.
- Не слушай меня, - бормочет младший, отворачиваясь, старательно разглядывая залитые солнцем витражи. - Лучше расскажи мне о ваших отношениях с братом. Вы поговорили?
Он почти успокаивается - "никто не умер", - но в следующий момент снова оказывается восприимчивым к позывным неубиваемой грусти, от которой аж скулы сводит - "безответная любовь". Сейчас со всеми, что ли, происходит эта хрень?! Почему вдруг так сложно оказывается просто любить, не натыкаясь на кучу подвохов и скрытых подводных камней?
Потери ему слишком знакомы; поверх старых зарубцевавшихся ран наложены новые. И совсем не справедливо, что Исин чувствует сейчас нечто подобное, он ведь в жизни никого не обидел, такой светлый... Если уж даже он теряет, то чего заслуживают все остальные?
- С Се... всё в порядке, - медленно отвечает он, - относительном, как ты можешь понять. Любовь хуже безответной.
- Все образуется, - улыбается он другу, впуская в свою замерзшую, будто застывшую душу немного солнечного света. - Сехунни наверняка справится с этим. Он очень сильный, этот ребенок. Нужно лишь дать ему время... - Исин хочет сказать куда больше, но как и всегда, умолкает, сдерживаемый оковами чужих тайн. - А... как ты? Ты уже оправился?
Собственный интерес кажется грубым и ужасно неуместным, но в памяти еще свеж недавний разговор со старшим насчет его собственного разбитого сердца. Такие раны не затягиваются за пару дней, пускай теперь уже ужасающих следов на теле Сухо почти не видно.
Вопрос Исина застаёт врасплох; они ведь не о нём говорили, так что неловко становится, что теперь внимание направлено на него. Горло сдавливает, словно сопротивляется возможности ответить. Чунмён прислушивается к себе - мёртво. Боль была искристой, взрывной, как фейерверк, беспрестанно опаляющей, живой и клокочущей, а теперь - мёртво. Внутри он весь забит пеплом и усталостью, а возле сердца ноет, не так сильно, но постоянно, медленно сводя с ума.
От этого невозможно оправиться; впуская в своё сердце людей он больше не может их выгнать, как бы ни хотелось.
Но Исину об этом знать необязательно, зачем ему чужие проблемы?
- Я много работаю. Отвлекает. Мне некогда... думать. - Он улыбается неуверенно, невзирая на стремление губ сжаться тонкой полосой.
- Местной нечисти стоило бы озаботиться твоим амурным счастьем, - хихикает Син, старательно излучая остатки позитива. - Ну, чтобы жилось полегче, - шутка выходит дурацкой и несмешной, отчего ему становится совсем уж неловко. И только тогда он понимает, что вившиеся фоном голоса в голове постепенно сходят на нет. - Ой, кажется, скарабей снова заработал...
Облегчение накатывает волнами, слабо грея изнутри. За эти недели он уже успел привыкнуть к покою, так что последние дни дались особенно тяжко.
- Спасибо, друг! - теперь уже притворяться не приходится - Исин искренне рад. - Я твой должник! Уже в который раз! - он ловко ерзает на матрасе, передвигаясь поближе к старшему, и порывисто обнимает его за плечи. - Проси, что хочешь!
Он с улыбкой передаёт скарабея Исину и тихонько смеётся, когда младший почти виснет на его шее; легко проводит ладонью по взлохмаченным мягким волосам.
- А насчёт чего хочешь... Жутко хочу пить. - Он поднимается и мотает головой, когда Исин почти подрывается вслед за ним. - Сиди, я прекрасно помню, где у тебя кухня.
Жизнь никому не делает подобных подарков. Поэтому детектив решает просто принять факт того, что ему откровенно паршиво. На страдания и размышления нет времени, только работа и пара часов сна. Все словно с ума посходили, а отсутствие каких-либо инструкций по поводу происходящего и вовсе не радуют, хотя даже ему удалось узнать о предстоящем глобальном погроме. Это подозрительно и Крис предпочитает думать о чем-угодно, лишь бы не о Исине и том, что он все знает. И не просто знает, а видел собственными глазами.
День заполнен звонками, переездами с места на место и ворохом документов, но все-равно выдается свободная минутка, чтобы вспомнить о безвольном теле в руках, его тяжести и атмосфере отчаянья. Сейчас произошедшее кажется каким-то корявым и совсем неправильным. Понять собственные действия удается с трудом, а Исина тем более. Гадать бесполезно, расставаться без объяснений глупо и не в первый раз. Минимум, что он задолжал, так это извинения. Отчетливые и без тени сомнений. А еще слова, которые так и не удалось сказать Чунмёну больше года назад. Возможно, они бы что-то изменили. Знать наверняка нельзя, поэтому Крис может сделать это сейчас или пожалеть еще раз, но он не уверен, что вынесет подобное. По крайней мере, нужно хоть что-нибудь: гневный крик, закрытая перед носом дверь или тихие обидные слова. Что-угодно лишь бы не находиться в отвратительном состоянии неопределенности с девчачьим "а если бы".
Детектив проклинал свой ненормированный рабочий день, но не сегодня. Он даже благодарен, что из участка отпустили довольно поздно, хотя это скорее он сам пытался зацепиться за любое дело, лишь бы не садиться за руль. Крис принял решение, а значит должен поехать после смены в заброшенную церквушки и объясниться. Наверное, тяжело не только ему, но их чувства в любом случае отличны. Скорее всего Исин злится, обижен и ненавидит его, в то время как собственное сердце сковывают жалящие и болезненные стебли тоски. Нежные прикосновения, сладкие стоны и очаровательная улыбка, - все это до сих пор перед глазами, сколько бы раз детектив не пробовал развеять приятные воспоминания, уверяя себя в том, что будет лучше оставить все как есть и не видеться вовсе.
Как на зло дороги пустуют и удается добраться в рекордные сроки. Детектив еще пару минут сидит в машине, пытаясь настроиться, но тщетно. Ни одной дельной мысли или варианта того, что стоит сказать. Он хотел, чтобы все было честно и не намерен отступаться от собственного решения. Хотя что сердцу до логических доводов. Исин уже стал для него близким человеком, просто ворвался в его жизнь не озаботившись даже разрешением хозяина и остался там насовсем. Поэтому Крис позволяет себе эти мгновенья нерешительности и все-таки ступает по узкой дорожке к церквушке.
Не смотря на то, что стук в дверь отдается слишком громким эхом в собственной голове, никто не отвечает даже после третьего раза. Он решает позвонить, но как на зло, мобильный остался в машине и идти за ним не хочется, ведь детектив знает, что на еще один заход может элементарно не хватить решительности. Он оправдывается тем, что он полицейский и может вот так просто войти, но гораздо эффективней становится мысль о том, что хуже быть не может. Что нежданный гость рядом с изнасилованием? Так, детская глупость, не более.
Крис проходит в уже знакомый коридор, опасливо оглядывая пространство. Все это похоже на выслеживание преступника, только вот теперь он скорее в подобной роли. Соваться в каждую дверь банально, но оказывается эффективно, ведь за одной из них он видит объект своих поисков. Исин почему-то на матрасе посреди огромного зала, усталый и побледневший, будто он тяжело работал без передышки даже на сон. Слова застревают в горле вместе с догадкой, что это он мог стать виной подобного состояния. Лучше бы он злился, ударил его и оскорбил, но не сидел вот так, словно теперь вокруг него все серое и нет ярких огней витража на полу и он совсем одинок.
- Исин, - сил только и хватает, чтобы толкнуть дверь посильнее да произнести чужое имя.
И все-таки это ужасно несправедливо! Хорошие люди не должны через такое проходить, не должны испытывать подобное!.. И не то чтобы Исин считал себя безгрешным, но наказание даром - это слишком жестоко...
И ведь он давно смирился, но тут в его жизни появился Крис... обычный человек, надежный и сильный, благословение свыше... появился, чтобы снова уйти...
Син с тихим измученным стоном прячет лицо в ладонях, привычно разгоняя надоевшие мысли. Нет, ему определенно не следует быть одному. и куда только Мин с утра пораньше запропастился?! Ведь говорили же ему...
- Исин? - слышится тихое из-за спины, и он мгновенно каменеет, ошеломленный. Этот голос невозможно не узнать...
Син оборачивается медленно, пытаясь успокоить пустившееся в галоп сердце. Он жаждет и боится увидеть Криса снова.
Но выбора, кажется, не остается.
- П-привет, - срывается нелепое с побледневших губ, ведь надо же хоть что-то сказать. - Ч-что ты здесь делаешь?
- Извини, - он не знает, куда направить взгляд, и лишь нервно сжимает и разжимает пальцы. Крис нервничает, - я не хотел, чтобы так получилось. Это неправильно. Тот вечер был ужасным, - запинается, а потом словно опомнившись, вновь продолжает, судорожно пытаясь исправиться, - в смысле вечер был чудесным и ужин тоже, и ты замечательный. И то, что было после мне очень понравилось: поцелуи и другое... но когда ты перестал двигаться я испугался, а потом ты видел, - детектив шумно вздыхает, пытаясь привести мысли в порядок. То, что он несет слабо можно назвать чем-то имеющим смысл. Но Крис никогда не был большим мастером задушевных бесед, поэтому искренность единственное, что возможно удастся донести.
- Ты мне очень дорог. Прости, что пришлось увидеть подобное, мне жаль.
Развернуться и уйти было бы уместно после подобного. Но детектив стоял словно вкопанный, не в силах сделать даже шаг.
Он чувствует, что что-то не так, когда чуткое ухо засекает появление ещё одного человека. Минсок бы не стал стучать, но Исин не говорил, что ждёт кого-то ещё. Чунмён хмурится и ставит стакан на стол. Ему совсем не хочется мешать, но...
Но потом он слышит слишком знакомый голос, болью расцветающий под черепной коробкой. Нет, это наверняка ошибка, бред подзадолбавшегося за последние недели сознания, иллюзия восприятия... Чунмён нетвёрдо ступает к двери, слабо уговаривая себя посмотреть. Крису ведь нечего здесь делать, правда? Чунмён слышит голос, но не слышит слова; под кожей противно перекатывается ощущение змеистого напряжения. Два шага - и он уже на пороге, не желая верить теперь не только ушам, но и глазам.
- Фань? - одними губами.
Снова...
Крис оборачивается на вошедшего третьего стремительно, предельно бдительный, так что медиум получает необходимую передышку без его серьезного тяжелого взгляда. Он торопливо прикладывает ледяные ладони к вспыхнувшим щекам, пытаясь избавиться от этого смущающего оцепенения. Не время тормозить и думать о глупостях, ведь скорее всего старший просто пришел извиниться, не более, так что стоит как можно скорее его успокоить и, возможно, попробовать хоть что-то исправить.
Син неловко поднимается на ноги, с неудовольствием отряхивая растянутую старую толстовку от пушистой пыли.
- Кажется, вы двое знакомы, - бормочет он, мысленно отчитывая себя за неряшливый вид, - так что в представлениях не нуждаетесь. Прости, Сухо, но нам с Крисом нужно кое-что обсудить, не возражаешь, если мы перенесем наши дружеские посиделки на другой день? - медиум, с тяжелым вздохом оставляя свою потрепанную одежку в покое, все-таки поднимает на друга извиняющийся взгляд. И только тогда понимает, насколько шокированным выглядит старший. - Что-то не так?
Он продолжает пристально всматриваться в знакомые черты лица, пытаясь найти что-то новое, отличное и доказывающее, что все не более, чем галлюцинация. Но Чунмён никуда не уходит, стоит в дверях и смотрит в ответ. Он настоящий, более подлинного не найти. Детектив пытается найти логическое объяснение, оно наверняка есть, но даже если так, то от этого не легче. Крис не уверен, что причина исправит сам факт.
Исин что-то говорит и осознание того, что он уже рядом приходит вместе с вопросом. Но обращен тот явно не ему.
- Что происходит? - детектив произносит на выдохе.
- Как? - звучит отчаянно и не имеет смысла, зато выражает все чувства в этот момент. Непонимание, отказ верить и последнюю ускользающую возможность построить отношения правильно.
Напоминает себе - мёртво, Чунмён, пепельно...
А внутри снова фейерверки, опаляющие, выжигающие до горелой плоти. Нельзя так реагировать, почему же он так и не научился равнодушию?
Крис выглядит ошеломлённым, чуть ли не испуганным, Исин - озадаченным. И почему-то Чунмёну кажется, что он один здесь лишний.
- Я... мне надо идти, - севшим голосом невнятно говорит Чунмён, делая шаг вперёд на автомате; спотыкается, но хватается за стену рукой, невидяще смотря себе под ноги.
Куда угодно. Только не на Криса.
В его груди в очередной раз затухают звёзды, нервной болью добивая сердце; он не хочет так.
Самое разумное - просто спросить, но Сухо выглядит ужасно, едва на ногах стоит и на детектива старательно не смотрит, а Крис и вовсе - живое воплощение скорби... Видно, что им сейчас едва ли до разговоров.
В такие моменты Исин и правда жалеет, что его дар пропадает зря. Ведь все было бы куда проще, если можно было просто схватить их обоих за руки и самому спокойненько все подсмотреть...
Но тут до него наконец-то доходит.
Черные, жуткие отметины на нежной коже и небрежное "Неудачный секс"... Алые воспаленные полосы вокруг тонких запястий и "Он не виноват - это я его спровоцировал"... А еще взгляд, полный невыразимого сожаления, и пропитанное безнадежной тоской "Я люблю его"...
Исин вздрагивает от накативших воспоминаний и поднимает растерянный взгляд на Сухо. "Не может быть..." - вертится ошеломленное в голове, пока один образ накладывается на другой.
Знакомая комната... Знакомый грустный голос... Обвинения с горечью и покорное признание вины... Ломкое податливое тело под жестокими ласками... Длинные пальцы на светлой шее и тугая петля ремня, обвивающая безвольные руки... А еще чувства, яростные, сумасшедшие чувства, любовь на грани ненависти, самоистязание пополам с невыразимой нежностью...
"Ифань" - сорвалось с тех, других, прокушенных, испачканных в алой крови губ в воспоминании Криса - воспоминании Исина.
С красивых ласковых губ Сухо...
- Этого не может быть!!! - измученно стонет Исин, пряча искаженное пониманием лицо в дрожащих ладонях.
Крис стоит истуканом, не в силах посмотреть на Исина или попытаться объяснить. Все бесполезно, ведь он и так сам обо всем догадался. Что бы не попытался сделать детектив, все будет выглядеть жалким куском пластыря на развороченной до костей ране.
- Я не хотел, - детектив не знает чего именно. Хотя лучше сказать всего этого. Расставания с Чунмёном больше года назад, того, как низко поступил с ним позже, не хотел оказаться бесполезным и недостойным доверия, и предать чьи-то еще чувства. Все было ошибкой, будто что бы он не сделал, все приводит к плачевной концовке. Его искренность не стоит и гроша, ведь изначально построена на отвратительной лжи. Крис действительно не хотел, но все усилия пошли прахом из-за него самого. Он просто безнадежный идиот.
Всё это неправильно.
Дрожащие плечи Исина, севший голос Ифаня. Неправильно.
- Всё хорошо. - Собственный голос доносится словно со стороны, механистический, безэмоциональный. - Никто не умер, все живы и здоровы. Нет причин для такой скорби. - Он поднимает голову, обхватывая себя руками - холодно. - Всё нормально, слышите?
Он не уверен, что его слов достаточно, но сам старается в них верить. Сейчас он не должен быть слабым.
Позже, когда он будет один - возможно. Но не сейчас.
Не стоило ему лезть в тот фонтан... Не стоило приглашать симпатичного детектива с усталым взглядом на ужин... И в голову его лезть тоже не стоило...
"Я люблю его..." "Я не хотел, чтобы ты узнал вот так..." "Ифань..." "Прости меня..." - обрывки чужих фраз вращаются в его мыслях с все возрастающей скоростью, сводя с ума, вытягивая последние нервы.
Син жмурится и медленно опускается прямо на голый пол, наплевав на грязь и стелющийся по доскам сквозняк. На все плевать, ведь внутри все стягивает невыносимым холодом, обжигающим, лишающим воли.
Чувства Криса в том воспоминании были такими яркими... Взгляд Сухо во время того разговора был так несчастен...
У него никогда не было ни единого шанса.
- Ничего не нормально, - он не знает что именно видел загадочный парень, не знает что успел придумать себе Сухо. Все, что осталось, это никого не интересующие факты. Они прозвучат черство и не будут иметь значения, но если не озвучить их, нельзя будет разделить вымысел и реальность.
- Исин, - он оказывается рядом и трясет парня за плечо, - я хотел бы представить тебе моего бывшего парня. Наверное, вы знакомы, но все же ты должен это услышать, - Крис тянет его за руку, вынуждая подняться. В этом жесте отчаянная решительность, скорее даже ее остатки, но и этого достаточно, - это Чунмён. Я поступил отвратительно по отношению к нему, но ни о чем не жалею, - наглая ложь и вся надежда на то, чтобы Исин не стал читать его мысли. Детектив чувствует, что все тело словно механическое и только что-то внутри заставляет его до сих пор говорить, двигаться и мыслить.
- Чунмён, - он оборачивается, все еще продолжая держать Сина за руку, слишком сильно, но сейчас это не важно, - это Исин и он мне нравится. Мы встречаемся, - Крис не решает сказать "встречались" или добавить что-то еще. Это пугает похлеще всего, что ему довелось увидеть, а насмотрелся он достаточно. На этих словах запал кончается, решительность уходит и остается только ждать.
Ифань, влюблённый в кого-то другого.
Чунмён мысленно сжигает это нежное имя, которое он так часто повторял с любовью; для него теперь остаётся другое - Крис, - безликое и никогда не нравившееся. Ифань был с ним, и Чунмён хочет запомнить его таким, каким он был год назад; Крис - чужой.
Сеанс самовнушения в полевых условиях; как сшить гнилыми нитками развороченное в мясо сердце.
- Всё нормально, - повторяет он, словно заученно. Улыбается даже, едва, самыми уголками губ.
Исин, вот с кем Крис может быть счастливым. Разве не этого Чунмён хотел год назад - чтобы Крис был счастливым? Без него.
- Берегите друг друга, ладно? - а вот эти слова срываются легко и искренне.
Чунмён поспешно отворачивается и быстрым шагом срывается к дверям, пусть даже выглядит это как позорное бегство; но ему тут места больше нет. Вырывается на улицу и тут же сворачивает в сторону, игнорируя собственную машину, потому что за руль сейчас садиться - чистой воды самоубийство. Он достаёт мобильник и набирает хорошо знакомый номер.
- Юнги? Приезжай, пожалуйста...
Видимо, что-то в его голосе сразу убеждает младшего, что нужно мчаться по первому зову. Чунмён нажимает на отбой и прислоняется к стене ближайшего здания, крепко зажмуривая глаза, что, впрочем, слабо помогает удержать в себе влажную печаль.
Сехуну сегодня придётся потерпеть в квартире двух совершенно пьяных экзорцистов, потому что его старший брат твёрдо намерен стереть себе память и чувства с помощью виски - пусть даже всего на одну ночь.
Друг друга?.. А разве они друг у друга есть?..
Он все еще не в силах поднять убитый взгляд от деревянного пола, с трудом сдерживая дрожь от сжимающих запястье пальцев Криса. "Он мне нравится" - так сказал старший, как будто бы даже всерьез, но это ведь не совсем правда, верно? И про "встречаемся" тоже...
Исин выдыхает порывисто, жмурясь от собственных унылых мыслей, и осторожно высвобождает свою руку из хватки детектива. Нужно догнать Сухо. Нужно все объяснить, а еще обязательно рассказать про тот ураган чувств, что ему довелось увидеть в голове Криса. И тогда друг наверняка простит своей несчастной любви опрометчивый поступок, и они снова... они снова...
Но до конца додумать у Сина не получается - слишком больно от образа счастливо улыбающихся друг другу старших. Он хочет сделать хотя бы шаг к двери, за которой скрылся Сухо, но коленки сводит от накатившей слабости, а из пересохшего горла невозможно извлечь и звука.
Он все-таки невозможный эгоист. Даже зная о не угасших чувствах двух дорогих ему людей, он все равно продолжает стоять истуканом, не в силах сделать хоть что-нибудь, чтобы снова их сблизить.
Слезы выступают на глазах против воли, не то от жалости, не то от презрения к самому. Даже мысленно Исин не в состоянии признаться самому себе, что отпустить Криса у него не получится. Даже если на кону счастье лучшего друга.
- Ты... - голос звучит глухо и неуверенно, не голос даже, а испуганный шепот. - Ты разве не пойдешь... за ним?.. - и это тот максимум, на который способно его изломанное, эгоистичное сердце.
Сухо ушел сейчас так же, как и тогда, сам все решая, но теперь только для себя. Детектив объяснил бы более понятно или выразил все другим способом, но факты это все, что у него есть, поэтому он лишь напоминает себе продолжить расследование как можно скорее и помочь любым способом.
Когда прохладная узкая ладошка выскальзывает из руки, становится неуютно. Исин подавлен и кажется вот-вот готов заплакать. А его еле-слышный вопрос и вовсе пугает.
- Не пойду, - не смотря на слабую попытку вырваться, детектив настойчиво вновь берет его за руку, - ты разве не слышал, что я только что сказал?
- Слышал, - бормочет тихо, даже немного обиженно. - Но решил, что это ложь. Потому что то, как ты ушел в последний раз, неоднозначно намекнуло на безоговорочный конец наших отношений.
Он сам себе кажется надувшимся ребенком, но иначе просто не может. Это была тяжелая пара дней, и осознание роли Сухо в их с Крисом бардаке нисколько не помогло. Теперь Син вообще ни в чем не уверен.
Как и всегда с Крисом, впрочем.
Детектив знает, что требует слишком много. Но ему тоже нелегко. Если Исин откажется от него, то это будет вполне ожидаемо, но от этого не станет легче. Крису кажется, что все внутри затерто наждачкой: чувства притупились, воспоминания в мутной дымке. За все это время он хочет услышать честные откровенные слова хотя бы от Сина, даже если это будет означать конец их отношений. Должно остаться что-то, в чем можно быть уверенным на все сто.
- Мы с Чунмёном расстались год назад. А то что ты видел, - он не знает зачем продолжает говорить и объяснять подобное, но останавливаться поздно, - это моя вина. Я тогда был зол и позволил случиться подобному. Думал, что так будет лучше, но ошибся. Мы общаемся время от времени, - Крис вспоминает последнюю их встречу, но все-равно классифицирует это как "общение", - но только как старые знакомые. Между нами ничего нет. Если бы было, то я бы не посмел ответить на твои чувства взаимностью.
Ведь есть же еще Сухо... И даже если Крис вправду думает так, как говорит, чувства друга все еще сильны... Разве может Исин, зная это, просто забыть и быть с Крисом снова?..
Но тело решает все само - повинуясь бессознательному желанию, задумчивый младший все же делает шаг навстречу и привычно переплетает свои ледяные пальцы с длинными красивыми пальцами детектива. А когда понимает, что сделал, отстраняться становится поздно.
Крис смотрит на него сверху вниз внимательно, ожидая реакции. Такой близкий и такой желанный. Син порывисто вздыхает и едва не стонет от скользнувшего в легкие знакомого парфюма.
"Это неправильно", - истерично вопит где-то в глубине души позабытая совесть, но Исин все равно делает еще шаг, чтобы прижаться теснее к широкой груди старшего, и крепче хватается за чужую теплую руку.
- Я ведь уже говорил, - шепчет тихо, уткнувшись лбом в грубую ткань пиджака, - я никогда не перестану хотеть видеть тебя... - и этими словами он признает свое поражение.
Паршивый из него друг.
Детектив обнимает Сина, прижимая ближе. Уютно и тепло вот так стоять, вслушиваясь в чужое дыхание. Он позволяет себе невинный поцелуй куда-то в растрепанную каштановую макушку. Не всегда получается сделать что-то правильно, но сейчас тот редкий случай, когда это удается. Сказанные слова, раздумья и переживания, - все это определенно стоило теплого Исина, доверчиво прижимающегося к груди.
Пальцы все еще переплетены и Крис слегка поглаживает чужую ладошку. Сейчас почему-то хочется, чтобы его мысли прочитали, ведь выразить словами или жестами то, что он чувствует, слишком сложно.