воскресенье, 01 июня 2014
Часовня. 26 апреля. Вторник, вечер. Персонажи: Сухо, Исин. Сцена отыграна.
Вечер наступал на город прибоем из темных дождевых туч и запаха скорой грозы.
Старая часовня пропиталась ожиданием надвигающейся бури доверху, каждое стеклышко в поблекших без солнца витражах мелко подрагивало от порывов набирающего скорость ветра.
Исин еще раз обошел всю залу, проверив на прочность защелки и замки. Меньше всего ему хотелось, чтобы непогода пробралась в его хрупкое, драгоценное убежище.
Закончив осмотр, он с полнейшим удовлетворением вернулся в обжитый им уголок и принялся зажигать расставленные вокруг старого продавленного матраса церковные свечи, толстые, неказистые от застывших капель ароматного воска. Вообще-то на чердаке у него имелась куда более удобная и теплая комната, с настоящей постелью, кофейной туркой и книжными полками, но Син хотел хотя бы немного посидеть здесь, в зале, чтобы убедиться, что надвигающаяся на город гроза не нанесет непоправимого ущерба. Хотя едва ли он смог бы остановить разошедшуюся непогоду.
Призрачный золотистый свет десятков свечей танцевал по неровным, покрытым давно облупившейся краской стенам, рассыпаясь радужными искрами в дрожащих на ветру витражах.
Син вздохнул и, подложив под спину ком из старого пледа, притянул на свои колени давно откладываемую на потом книгу.
Он никогда не боялся грозы.
@музыка:
David Bowie - Fame
@темы:
Часовня,
Сухо,
Исин,
Избранный
Когда он вернулся из «Перелома», взъерошенный Сехун ещё не спал, но уже собирался, поэтому Чунмёну пришлось использовать всё своё мастерство, чтобы он не заметил татуировки на его запястьях. Татуировки, которые, кстати говоря, безостановочно горели огнём, будто кожу прижигали раскалённым железом. Химчан не лукавил и не преувеличивал – процесс оказался и правда... очень болезненным.
Прекрасно понимая, что утром проспит минимум до двенадцати, Сухо заранее предупредил брата, что договорился со своим другом, чтобы тот потренировал мелкого управляться с револьверами. Уж кому-кому, а Мин Юнги нет равных в стрельбе по любым мишеням.
Сухо думал, что Сехун воспротивится и не захочет работать с кем-то, кроме него самого, но его ожидал сюрприз. То ли Сехун был слишком сонным, а потому податливым, то ли не пышущий здоровьем видок старшего брата подсказал ему, что дело дрянь, и что лучше не спорить, но он подозрительно быстро согласился. Как бы то ни было, теперь, когда Сухо по стеночке добирается до кухни, на столе его ждёт завтрак и записка о том, что Сехун уже успел убежать. Какой послушный мальчик, надо же.
Чунмён оттягивает ворот футболки, чтобы посмотреть на расцвеченную символами кожу, которая всего-то вчера была совсем чистой и светлой. Тот же гальдрастав, что и на амулете Криса, только вживлённый в тело, будто киберпанковский чип. Эффективная защита, сопряжённая с постоянной болью, к которой, наверное, будет очень сложно приноровиться.
Взгляд на еду снова вызывает где-то внутри ощущение мини-смерча, поэтому он просто заваривает себе кофе и достаёт сигарету, успокаивая бунтующий организм уже привычной процедурой.
Конечно, он слышал слова Зико о том, чтобы «неделю сидеть на жопе ровно», но подобная трата драгоценного времени слишком большая роскошь, не так ли? Именно поэтому, как только телефон сигнализирует об интригующем смс от Сынхо, он тут же подрывается с места, намереваясь узнать, что в этот раз раскопал его личный Индиана Джонс.
А раскопал он и правда нечто очень интересное...
В голове его крутились странные мысли.
"Путь к обычным отношениям тебе теперь заказан... Так что удачи в поиске подходящего для греховодства и совместных поездок на море полукровки!.. Неудачник..."
"Должно быть, что-то странное ты все-таки излучаешь, раз при первой встрече люди считают тебя монстром... Так что впредь снимай симпатичных мальчиков исключительно в "Миднайте" и не заглядывайся больше на обычных парней..."
"Нет, все-таки он был ужасно несправедлив!.. Ты не сделал ровным счетом ничего ужасающего или сверхъестественного, не отпустил ни единой демонической шуточки и ничем не выдал свой дар!.. А значит, он сам виноват в том, что все понял неправильно! Глупый Крис Ву..."
"А ведь когда-то ты был таким хорошим мальчиком... Делился с одноклассниками сэндвичами и коллекционировал карточки бейсбольных игроков... Что с тобой сделала жизнь, Син?!"
Исин ненавидел себя за такие мысли. Его жизнь и без непрерывного самобичевания была достаточно сложной, так что тратить драгоценные часы "эфирной тишины" на бесконечное перемалывание себя любимого был по меньшей мере глупо. В конце концов, на симпатичном детективе свет клином не сошелся. Есть в этом городе и другие хорошие парни.
Ведь есть же, правда?..
Осознав, что мысль заходит на сотый круг отчаяния, Син глухо простонал в подушку пару замысловатых ругательств и все-таки откинул одеяло.
Он не станет еще и вторник тратить на эту затянувшуюся меланхолию.
Жизнь слишком коротка.
Сухо честно попытался позвонить, но наткнулся на равнодушное "абонент не абонент" и рассудил, что в этот час Исина вполне можно поймать в часовне (если хорошенько повезёт). Вздохнув, он проковылял до автобусной остановки, на чём свет кляня себя за то, что до сих пор не забрал из автомастерской свою раздолбанную в прошлом месяце машину. Общественный транспорт всегла раздражал его безмерно, а в нынешнем состоянии и подавно доводил до чуть ли не до нервной трясучки. Усилием воли Сухо заставил себя успокоиться. Пришедшая в голову светлая мысль выдала превосходную идею и, прежде чем направить свои стопы к часовне, он зашёл в магазин, дабы прихватить с собой пару бутылок старины Джека.
Это никогда не бывает лишним.
И теперь, осторожно приоткрывая двери, он немного расслабляется, зная, что здесь ему всегда будут рады.
- Исин?
Так что когда перед ним вдруг возник старый друг, он с огромнейшим трудом удержал откровенно девчачий испуганный писк.
- Сухо?! Какого черта?! - но голос все равно резонировал сорванными нервами. - Погоди, ты как вошел? Неужто я снова пропустил какую-то дверь?!
Несмотря на более чем паршивое настроение-состояние, один только вид растрёпанного и забавно моргающего Исина, с плеча которого от резкого движения сползает футболка, возносит его на гораздо более оптимистичную волну. Но зоркий глаз всё же замечает, что что-то не так.
- Ты какой-то бледный. Неужели скарабей совсем не помогает? Или дело в чём-то ином?
Исин вздыхает и отодвигается на другой конец матраса, освобождая для так вовремя (пусть и неожиданно) объявившегося друга немного места.
- Помогать-то помогает, - устало признается он, - да только не от того. Меня тут настиг очередной жизненный урок: порой от пернатых и рогатых проблем куда меньше, чем от смертных...
Ныть и жаловаться, пусть даже перед старым другом, не хочется, но настроение невольно скатывается под ноль. Сухо ведь такой же, как и Син, необычный и обычный одновременно, он бы точно понял, но у старшего-то есть Сехун, а у Исина нет совсем никого... И от этого становится по-настоящему грустно!..
- Ну да не будем обо мне, - встряхивает головой Син, не позволяя острым коготкам депрессии снова его заграбастать. - Зачем пожаловал? Решил переждать здесь грозу? Почему Се не привел?
Экзорцист аккуратно вытаскивает папку и открывает её, протягивая другу.
- Посмотри, это копии со свитков, найденных в последней экспедиции Сынхо. Язык арамейский, точная дата пока не определяется. Всего лишь обрывок, но текст, в котором упоминаются адские врата просто не может не привлекать внимания.
Сухо хмурится; хорошее настроение снова слетает с него, сменяясь озабоченностью и усталостью.
- Черт, - хмыкает он безрадостно, - вот и Избранный нашелся... А я все думал, о ком они постоянно трещат?..
До того, как друзья помогли ему мощными сувенирчиками, Син и правда вдоволь наслушался ангельско-демонического бреда о появившемся на Земле мессии, способном помочь Небесам выиграть войну. Само собой, Адовы Псы не особо радовались на этот счет.
- Уверен, без присмотра они этого важного типчика не оставят, - задумчиво тянет Син, снова и снова перечитывая кусок древнего свитка. - Готов поставить собственную голову на то, что наши пернатые друзья всех райских полукровок поставят на уши, чтобы защитить столь важное преимущество. Да и демоны просто так за всей возней наблюдать не будут. Ключ от врат Преисподней - это вам не шутки...
В свете добытой Сухо информации многое и правда стало предельно ясно. Син стискивает зубы при мысли, что невыносимыми последние несколько месяцев стали именно из-за этого мистического Избранного.
На самом деле, только эта мысль приходит в голову Сухо. Нет, прочитав свиток он проникся важностью таящейся в нём информации, но всё же до последнего надеялся, что это окажется очередной фальшивкой, ведь в них никогда не бывает недостатка. Но раз уж если Исин смотрит так хмуро и упоминает о том, что слышал - всё предельно серьёзно, а это значит - начинает ощутимо попахивать подпалеными крылышками и серой.
"Весёлая" кутерьма уже завертелась, просто теперь у неё есть железное обоснование, от которого становится горячо. Сухо стискивает зубы от очередного (которого уже за день?) приступа дурноты.
- Но это всего лишь отрывок. Скажи, тебе никогда не попадалось что-то подобное? Может быть, у Бэкхёна или где-то ещё?
- Знаешь... - наконец, признается он. - Я не уверен до конца, но в мой последний визит к Бекки Кенсу и правда прятал от меня какие-то свитки... Пергамент был очень древний, насчет языка... Мне кажется, именно кажется, что символы вполне могли быть арамейские, но прежде чем ты вломишься в "Миднайт" и потребуешь их у Бэкхена, обязательно нужно убедиться в том, что именно они нам нужны. Ведь Бён попросит за них свою плату... Обидно будет, если ты отдашь ему что-нибудь ценное, а потом обнаружится, что в тех свитках всего лишь были какие-нибудь дурацкие рецепты или поучительные истории для наивных верующих!
В любом случае, поиски предстоят обширные. Сухо сразу прикидывает несколько мест, в которых можно нарыть немало интересного и издаёт нервозный смешок, потому что парочка из них будет для него похлеще "Миднайт". Но он же любит лезть в самое пекло, а как же иначе?
Сейчас же он смотрит на часы и жестом фокусника достаёт из сумки бутыль виски.
- В данный момент предлагаю обмыть начало конца света, как ты на это смотришь?
И снова перед глазами накатывает волна темноты; Сухо моргает, пытаясь привести зрение в порядок, но раздражённо шипит, ставя бутылку на матрас и закрывая лицо ладонями.
- Эй, - осторожно зовет его Син, легонько дотрагиваясь до обтянутого футболкой плеча, - ты как, в норме?
Сухо не отвечает, по-видимому, все еще приходя в себя, а в голове Исина вереницей проносятся все возможные варианты, от чьего-то недоброго влияния до банального недосыпа. Правда, прежде, насколько он помнил, старший никогда приступами слабости не страдал, всегда стойко перенося все удары своей сумасшедшей жизни.
Это можно перетерпеть, спору нет, только надо дышать, глубоко и часто, сохраняя трезвость рассудка, напоминая себе о том, что это временно; просто Чунмён до сих пор не может привыкнуть. Просто Чунмён хватает ртом воздух, пока его сердце в диком перенапряжении едва не останавливается.
А момент ведь явно неподходящий: он отнимает ладони от лица и понимает, что смотрит прямо в широко раскрытые глаза Исина, в которых тёплый карий океан взбудоражен толикой искренней тревоги. Чего Сухо точно не желал, так это приносить другу, у которого, по всей видимости, своих проблем навалом, лишнее беспокойство. Экзорцист бросает нервный взгляд на свои запястья, символы на которых скрыты напульсниками, и надеется, что Исин ничего не заметит. Ведь Чжан не Сехун - он наверняка слышал о знаменитой "золотой пятёрке" татуировок, что вместе с силой приводит с собой смертную тень за плечо, и наверняка сможет их идентифицировать.
Нет, Исину, отзывчивому и самому лучшему на свете собеседнику, совсем незачем об этом знать - и именно поэтому Сухо успокаивающе улыбается, протягивает руку и ласково чуть сжимает чужое плечо.
- Всё в порядке, обычное перенапряжение. Сам знаешь, сколько всего в последнее время на нас всех навалилось, врагу не пожелаешь. Но разве есть на свете недомогание, которое нельзя вылечить стаканом старого доброго виски?
По глазам видно - Исин сомневается, понимает, что Сухо недоговаривает. Но, о боги, как же не хочется портить невероятную атмосферу этой чудесной часовенки с изумительной красоты витражными окнами разговорами о проблемах!
- Скажи лучше, у тебя есть стаканы, или вспомним молодость и будем пить из горла? - с ума сойти, его сил хватает даже на лукавую улыбку.
Но это, в конце концов, его личное дело.
Исин тяжело вздыхает, отказывая самому себе в тревоге за старого друга, и старательно растягивает губы в милой улыбке.
- Стаканы наверху. Иди за ними мне лень. Так что свинчивай крышку и прикладывайся прямо так.
Небеса, кажется, даруют ему передышку; дурнота снова уходит в откат (хотя кто знает, сколько там ещё до очередного прилива), позволяя ему сделать первый обжигающий горло глоток. Бодрит, ещё как. Сухо передаёт бутыль Исину и расслабленно бухается на спину, глядя в узорчатый потолок часовенки.
Всё-таки чудесное это место, почти святое, не зря Син его облюбовал.
- Ты даже не представляешь, как давно я не расслаблялся толком.
- После этого твоего "толком" в нескольких барах этого города до сих пор на видном месте держат огнетушитель и Библию, - хихикает младший, вспоминая их прошлые загулы. Второй глоток дается ему куда легче первого - обжигающее янтарное пойло соскальзывает в давным-давно опустевший желудок жаром и горечью. - Если ты и сегодня вознамерился так гульнуть, то мне надо прямо сейчас позвонить Бэкхену и посоветовать ему прикрыть "Миднайт" на вечерок.
Син возвращает бутылку приподнявшемуся на локте другу и, пока тот отпивает, внимательно его изучает.
Странный приступ... Поздний визит... Бутылка виски... Не к добру все это.
- Ты точно не хочешь мне ни в чем признаться, пока мы оба трезвые? - следуя за своей интуицией, все-таки спрашивает Исин. Слишком много тревожных звоночков выцепляет придирчивый взгляд во внешности и позе старшего: мертвенная бледность, синяки под глазами, глубокая складка меж бровей, дрожащие руки, засохшие следы почти переваренного ужина на футболке... - А то ведь фантазия у меня и без алкоголя богатая...
Но вот последовавший за этими словами вопрос заставил напрячься. Сухо ведь прекрасно знал, что у Исина чуйка на недомолвки и всяческие "неправильности"; знал, и всё равно пришёл к нему. Почему? Копии ли со свитков тому виной или неутолимое желание поделиться хоть с кем-то произошедшем?
Сухо кажется, что он блуждает в кромешной тьме; в его жизни давно уже не бывало однозначных ответов на самые простые вопросы, но, чёрт побери, как же это тяготит...
- Скажи мне, что не будешь меня лечить, а? - выходит как-то жалобно, так, что он и сам себя ненавидит за дурацкую слабость. - Нет, если захочешь мне вмазать, то пожалуйста, но после этого мы с тобой напьёмся, как никогда в жизни.
- Не неси ерунды! Напиться - напьемся, но побои и психотерапию тебе придется поискать в другом месте, - он отбирает у друга бутылку и, хитро подмигнув, опрокидывает в себя немалую порцию алкоголя. - Уффф, так вот, не в том я настроении, чтобы вправлять тебе мозги. Поэтому не томи и живо признавайся, чего снова натворил.
Кончики пальцев нерешительно подцепляют край футболки, и Сухо глубоко вдыхает, как перед прыжком в воду. Надо же, если подумать, то не так уж это сложно, ну её, это конспирацию, прямо в преисподнюю!
- Только не говори Сехуну, хорошо?
И снимает футболку, отбрасывая её в сторону, тем самым представляя изумлённому взору Исина сразу две татуировки: на животе и у сердца...
- Ты... да ты чокнулся! - вырывается у младшего против воли. - И откуда, черт побери, у тебя возникла эта блестящая идея, псих татуированный?! Неужто Зико подсказал?!
- Нет, не Зико. Я сам.
Это чистосердечное "я сам" распаляет в глазах Исина нечто, похожее на изображаемое в иллюстрированных справочниках адское пламя, но Сухо поднимает руку в защитном жесте.
- Отчаянные времена требуют отчаянных мер, цель оправдывает средства и далее по списку... К тому же, - удивительное дело, это алкоголь, что он только не творит со здравым смыслом; - выглядят они очень даже сексуально.
Или это все от виски?..
Раздумывая над этим совершенно неважным вопросом, Исин все-таки решается на то, что ему захотелось сделать в первое же мгновение, как он увидел эти тату: он медленно тянется вперед и самыми кончиками холодных пальцев касается пропитанных чернилами ран на светлой коже друга. Совершенно иной природы сила мгновенно бьет его штормовым ветром в грудь, так что Син едва не опрокидывается на пол, но Сухо, даже будучи пьяным, успевает среагировать и ловит его за запястье.
- Черт... - хрипит ошарашенный младший, принимая протянутую ему бутылку виски. - Это я сглупил...
И вовсе, почему-то, не страшно. Может быть, потому что здесь, рядом, Исин, с которым всегда было легче, чем со многими другими. Потому что он, даже если будет злиться или негодовать (заслуженно), всё равно поймёт и не отвернётся. По крайней мере, в большинстве случаев; сердце неприятно сжимается, но Сухо мотает головой, отгоняя неприятные мысли, что только и ждали момента, чтобы накинуться на него роем надоедливых суетливых мошек.
Вместо того, чтобы загоняться, он смотрит на сжатую своей ладонью руку Исина и чувствует остаточную волну той вырвавшейся на мгновение толики силы.
- На самом деле, я ещё не научился это контролировать, - продолжает он, снимая напульсники и показывая собственные запястья. - Но кое-что могу. - Он прислушивается к себе, ища в глубине сознания умиротворение, подпитанное алкоголем. - Если хочешь потрогать, теперь - можно.
- Про контроль я уже догадался, - он показывает старшему язык и снова переводит горящий интересом взгляд на чужую бледную грудь. Потрогать, если честно, хочется ужасно - ощущение скопившейся прямо под тонкой гладкой кожей силы все еще покалывает кончики его пальцев. Син никогда раньше не видел ничего подобного, хоть и слышал о такого рода безумствах не раз.
Те истории всегда заканчивались плохо...
На мгновение тревога все-таки берет верх над пьяным восторгом и легкой завистью к чужой смелости.
- И все-таки... - Исин порывисто вздыхает и опять тянется к одному из символов, теперь уже к тому, что пониже. - Разве тебе не страшно? - он касается вздрогнувшего не то от холода его пальцев, не то от вопроса Сухо осторожно и трепетно. Магия древних рун бурлит в теле старшего, как горная река, но угрозы Исин больше не чувствует. Источаемая татуировкой сила распускается под его ладонью огненным цветком жара, согревая, но не причиняя боли.
- Страшно? Нет, мне мало что теперь страшно, - совсем тихо говорит он, наслаждаясь мгновениями такого удивительного отсутствия дурноты. - Знаешь, я никому не рассказывал раньше, но... Знаешь, как мы с Се оказались в рядах экзорцистов? В моего отца вселился демон - совсем слабый, если честно, но что я знал о силе, когда мне было десять? Я видел, как мой отец заживо пожирает мою мать и думал, что буду следующим. - Сухо открывает глаза, горько усмехаясь. - Что мне может казаться страшным после этого? - И совсем тихо: - Только потеря Сехуна. Всё остальное - ерунда.
- Мне... жаль, - расстроенно лопочет Син, не желая даже самому себе признаваться, что кроме жалости и сочувствия испытывает еще и радость. Старший неохотно подпускает к себе людей, но по-видимому, Исин заслужил такое доверие. Хотя сказанному есть и другое объяснение. - Прости, но ты не пожалеешь о том, что говоришь все это, позже, когда протрезвеешь?
Син не по наслышке знает, насколько сильно Сухо ненавидит показывать свою слабость. Меньше всего ему хотелось, чтобы на следующее утро друг раскаялся в собственной болтливости и начал его избегать.
- Ну раз ты так говоришь... - бормочет он, успокоенный объятием и тоном старшего, удобней устраивая мигом потяжелевшую голову на чужом плече. Бутылка "Джека" маняще посверкивает стеклянными гранями в танцующем на сквозняке свете десятков свечей, но тянуться до нее лень. Тепло Сухо одновременно баюкает и волнует - Син улыбается ласковому прикосновению широкой ладони к своему лицу.
- Какая-то странная пьянка у нас выходит, правда? - хихикает он тихо, прикрывая глаза и прислушиваясь к шороху скользящего по витражам ливня. - Стареем, что ли?..
Исин смеётся, и Сухо вновь ощущает, как его с головой захлёстывают сложные для идентификации эмоции. Всё так... просто? Легко? Временное лекарство от боли - интересно, предусмотрена ли передозировка?
А ладонь младшего всё там же, возле самого эпицентра потряхивающей организм Сухо рунной энергии, - на гальдраставе, что темнеет вокруг пупка, вызывая ощущение слабой пульсации. Пальцы Сухо пробегаются по чужому запястью, ловя чужую дрожь - или всё же собственную? В неверном свете свечей немудрено и ошибиться, но, кажется, щеки младшего окрашены слабым румянцем. Он хочет убрать свою ладонь, но Сухо удерживает её, глядя ему в глаза.
- Всё нормально.
И ведь правда - впервые за долгое, очень долгое время ему совсем не хочется беспокоиться и изводить себя бесконечными тревогами; и ему совсем не хочется, чтобы это делал Исин.
- Син-а... - голос звучит неожиданно хрипло; Сухо замечает, что они находятся так близко друг к другу только тогда, когда, шепча легко ложащееся на язык имя, едва не утыкается носом щёку младшего, одурманиваясь при этом едва уловимым ароматом верескового шампуня. - Прости... просто за всё.
Губы задевают нежную кожу; дыхание перехватывает; сердце взрывается воинственной барабанной дробью, с размаху кидаясь в грудную клетку с намерением раскрошить в прах рёбра.
"Упс..." - вертится пьяное в голове, когда рука Сухо ложится поверх его собственной, отчего пальчики Сина еще глубже вдавливаются в расслабленный, но отчетливо чувствующийся пресс старшего. Обжигающие силой линии вытатуированной руны клеймом отпечатываются на его подрагивающей ладони.
Слова Сухо доходят до него будто через плотный слой ваты, смысл увязает в жаре и алкоголе, как насекомое в янтарной смоле.
"Прости..." - слышит Исин сквозь золотое мерцание, дымкой закрывающее взор. И прощает.
Прикосновения губ к своей скуле младший не чувствует, а вот чужой сорвавшийся пульс осязает даже слишком отчетливо, растерянно застывая и даже переставая дышать. На секунду ему кажется, что причина - в очередном приступе боли, и он уже хочет отстраниться, чтобы Сухо стало легче, но обнимающие его руки не позволяют ему это сделать.
- Но ведь... - непонимающе хнычет Син, задирая голову и упираясь влажным взглядом в лицо старшего, но слова застревают в горле, когда он замечает испарину на лбу друга и чувствует на своих губах его прерывистое жаркое дыхание. - Ой...