воскресенье, 08 июня 2014
Квартира Криса. 1 мая. Воскресенье, 22:40. Персонажи: Крис, Сухо. Сцена отыграна
Крис не находит себе места. За эти дни напряжение поднялось до критической отметки. Он меряет шагами комнату, периодически раздраженно пиная пустые коробки. Ожидание и неизвестность пугают получше всякой нечисти, ведь вероятность того, что в этой гадской ситуации замешан Чунмён, довольно велика.
Он обещал быть сегодня. Собственно, Крис не оставил выбора. Звонок ни с того ни с сего, когда серьезным тоном заявляют, что есть срочное и очень важное дело, заставит согласиться на встречу.
От мыслей темнеет перед глазами. Детективу кажется, что он не в силах больше ждать. Именно в тот момент, когда он подходит к двери, чтобы отправиться за Сухо самому, раздается звонок.
@темы:
Крис,
знакомство,
Сухо,
квартира Криса
Он много кого убивал в своей жизни, но до этой ночи всё было по-другому. Он переступил черту. Хотя, наверное, это произошло ещё тогда, когда он залез в голову к первому из пациентов психбольницы. Чунмёну тошно, но отступать уже поздно. Он не позволяет себе даже задумываться над тем, что оступился. Цель оправдывает средства - избитые слова, за которые он продолжает цепляться несмотря ни на что.
Кажется, что его паршивое состояние, в котором эмоциональная яма совпала с физической болью от татуировок, невозможно усугубить, но звонок мобильника показывает, какой же он наивный. Сухо не может возразить, когда серьёзный - и очень холодный - голос Криса говорит ему о необходимости немедленной встречи. Это даже больше смахивает на приказ; Чунмён сжимает зубы, но отказать не может. Случилось что-то из ряда вон, ведь иначе у Криса совсем нет причин желать его видеть...
Именно поэтому сейчас Сухо стоит перед хорошо знакомой дверью и нажимает на звонок, надеясь, что сможет достойно пережить эту стихийную встречу.
Сейчас необходимо успокоиться и вести допрос как профессионал, а не заинтересованное лицо, только в таком случае можно будет оценить масштабы катастрофы. Охладить голову не так просто, как хотелось бы. Он просто следует за Сухо и, входя в комнату, предлагает жестом сесть на любую свободную поверхность.
- У меня к тебе есть несколько вопросов. Посмотри эти фото, - детектив протягивает фото с мест преступлений, где крупным планом сняты кривые знаки, - что значат эти символы? - Крис не спрашивает, знает ли что-то об этом Чунмён, ведь тогда он точно не скажет. Только прямые вопросы могут выдать его ложь. На правду надеяться не приходится, только не от этого человека.
Он проходит послушно внутрь и беспомощно озирается, когда слышит вежливое предложение присесть. За всё то время, что Сухо здесь не был, беспорядка стало куда больше... Хочется поджать губы и выдать суровую отповедь; Крис совсем себя не бережёт, забивает на комфорт и слишком много думает о работе. Так нельзя - это Сухо знает по себе.
В итоге он просто садится на одну из многочисленных коробок (предварительно убедившись, что ничего там не сломает). И тут же получает под нос очень уж знакомые фотографии и тяжко сглатывает.
- Ты уже присылал мне эти фото, когда я просил, и говорил, что вы уже у завершения этого дела. - Он поднимает спокойный, как надеется сам, взгляд. - Что-то изменилось?
- Что это за символы? Ты знаешь, так скажи мне, - тон слишком агрессивный и это совсем не дело. Выдавать собственное смятение он не намерен, поэтому всего на секунду прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Кажется, что расколоть хитрого социопата будет легче, чем Сухо. Крис знал, что будет сложно как никогда. Доводить дело до начальства не хочется, он и не станет. Выяснить детали произошедшего сейчас важнее всего.
Сухо и сам глубоко вздыхает, чтобы успокоиться. Более того, ему хватает наглости криво улыбнуться.
- Если тебе нужна помощь, мог бы попросить нормально, не находишь?
Он делает вид, что вновь рассматривает фотографии и решает, что лучший для него вариант - полуправда.
- Сами по себе эти символы не так много значат. Некоторые из них и вовсе несочетаемы. Скорее всего, они действовали как своего рода маяк.
- А если прибавить к ним парочку свежих сердец, то что получится? - Крис начинает нервно постукивать по гладкой поверхности стола, в упор наблюдая за выражением лица Чунмёна. Он точно будет знать, когда тот соврет. Необходима лишь достаточно сильная провокация.
Когда-то детектив считал эту привычку очаровательной. Сухо пытался врать слишком мило, поджимая губы и отводя взгляд. Тогда ложь была сладкой и Крис с удовольствием сцеловывал ее с тонких губ. Сейчас все превращается в густой яд, застревая колючим комком в горле. Бессилие и злость накатывают волнами и медленно подталкивают к опасной черте.
Крис разочарован в нём.
Сложно контролировать своё тело, когда горечь тошнотой подкатывает к горлу, а дрожь пальцев пресекается титаническим усилием. Он так надеялся, что Крис ничего не узнает; что так и останется в святом неведении, не имея столь шикарного повода поставить на Сухо крест.
Но ещё не всё потеряно, он ещё может извернуться, надо лишь постараться, нацепить самую невозмутимую свою маску, продолжая ходить по грани. Он ведь научился так делать, разве нет?
Вот только разочарование в глазах напротив убивает, как медленно действующий яд.
- Внутренние органы часто используются в ритуалах создания сильных артефактов. В этом городе хренова туча полукровок, да и одержимых немало.
Молодец, Сухо, ни грамма неправды. Всё точно так, как и есть. Только лицо, пожалуй, может выдать; Чунмён чувствует, что оно просто пылает.
"Чёрт побери, Крис, не мучай меня..."
- Ты тоже используешь подобное? - вопрос разносится словно гром среди ясного неба. Самое время перейти на личности, а не околачиваться вокруг.
Сухо молчит. Это злит еще больше. Каждая секунда отбивает раскаленным железом по черепной коробке и Крис не выдерживает затянувшейся тишины.
- Скажи мне! - слова походят на диковатый рык, а кулак с силой бьет по столу.
Сухо не может врать и петлять, когда Крис спрашивает прямо, буравит яростным взглядом, вспарывая кожу и плоть, бьёт кулаком по столу - будто с размаху ему по голове. Врать вообще очень сложно - врать тем, кто для тебя не является пустым местом. Крис не является, нет, совсем нет. Наоборот, значит так много, что внутри всё вскипает - внутренности обдаёт вулканическим жаром, который выжигает всё к чертям собачьим. Как бы Сухо не пытался уйти от ответа, Крис не выпустит его, пока не узнает. Есть ли смысл оттягивать неизбежное?
- Предположим, просто предположим, что я отвечу положительно, - с каждым словом голос твердеет, потому что обрыв близко, а Чунмён не привык показывать слабость. - И что ты сделаешь, доблестный страж правопорядка? Щёлкнешь наручниками и препроводишь меня в камеру, как очередного сумасшедшего ублюдка, да?
Это полностью его вина. Не следовало тогда так просто соглашаться с глупым необоснованным решением, нужно было остаться вопреки всему, но прошлого не воротишь и остается только злиться. На Сухо, на нечисть, на себя и еще на кучу вещей, с которыми ничего нельзя поделать. Ком эмоций перерастает в звериное отчаянье. Крис чувствует, как учащается сердцебиение, подгоняемое адреналином, а глаза застилает пелена гнева.
Дерзость раззадоривает еще больше и детектив в пару шагов оказывается возле Чунмёна, подрывая того на ноги одним движением.
- Что я сделаю? Ты правда хочешь знать? - он буквально выплевывает в лицо Сухо, сжимая чужую рубашку до треска.
Сухо в таком состоянии ничего не может противопоставить резкой и крепкой хватке Криса. Тот всегда был сильнее, а уж в состоянии затмевающей сознание ярости (что вообще бывало не так уж часто; даже совсем не часто) и подавно мог посоперничать с берсерком - тут уж не до слабых попыток вырваться, которые всё равно кончатся ничем. Секунду Сухо думает, что старший его ударит, но тот просто встряхивает его, как котёнка, аж зубы клацают.
И хотя внутри него разум надрывается о том, что он сам виноват и заслуживает наказание, ему вдруг становится противно. Он не был к этому готов (и не смог бы подготовиться, даже если бы желал) и отравляющая часть злости Криса передаётся ему с дыханием.
- Да, хочу! Тебе не всё ли равно, кто я для тебя? Ты же отличный коп, разве что-то может помешать тебе засадить меня?
- Да как ты смеешь... - Крису тяжело. Вот так вдыхать знакомый аромат, вшитый в подкорку сознания, смотреть в глаза, полные отчаянья и безысходности, и не иметь даже малейшей возможности что-то сделать. Он бы и рад защелкнуть на узких запястьях наручники, но внутри все горит. Сейчас детектив не знает, как следует поступить. И так расшатанные моральные принципы не желают отвечать вместо больного сердца. Если бы это помогло хоть чему-то, он бы непременно запер Сухо в клетке. Но от этого ничего не изменится, станет лишь хуже.
Чунмён бы и сам сейчас с размаху ударился обо что-нибудь, дух из себя выбивая, да запястья всё ещё в плену; его руки по сравнению с руками Криса - миниатюрные, как у девчонки, и это бесит, ужасно бесит, потому что напоминает о том, что он жалкий и едва живой слабак.
Крис выдыхает "да как ты смеешь", и Чунмёна сносит очередной штормовой волной чужих эмоций, от которого становится ещё хуже. Он не понимает, действительно не понимает, почему Крис воспринимает это так близко; разве Чунмён этого заслуживает? Глаза разъедает солью, хочется извиниться, но он прикусывает кончик языка - разве кому-то станет легче от его извинений?
Но взгляд глаза в глаза разверзает под ногами прямой путь в ту самую преисподнюю.
- Я не заслуживаю жалости или снисхождения. Крис, ты ведь тоже это понимаешь.
- Только я решаю, чего ты заслуживаешь, - злое рычание вырывается из груди. Желание причинить боль толкает вперед, к мягким бледным губам. Крис грубо кусает, ощущая вкус чужой крови. Это мало похоже на поцелуй, скорее на агрессивное поедание чужой души. Жар тела рядом кружит голову и распаляет злобу сильнее. Как он смеет приходить сюда и говорить подобное?
Крис отпускает чужие запястья, смыкая пальцы на бледной шее.
- Ясно? - от жесткого натиска останутся следы, но так даже лучше. Напоминание, хоть и недолгое, останется с Сухо.
И когда пальцы Криса сдавливают горло, вызывая помутнение перед глазами, ладони инстинктивно хватаются за его руки, чтобы ослабить напор, но остальное тело внезапно желает совсем иного.
Оно хочет подчиниться.
Кто, как не Крис, имеет полное моральное право отрезвить его болью, жестоко, но действенно показать, как низко он пал? Сухо хрипит, не имея возможности ответить или просто вздохнуть; руки опускаются, а в голове мелькает шальная мысль, что он бы не отказался уйти именно так, если бы не должен был сделать ещё так много...
Но так или иначе, сейчас отмирает ещё одна часть его души - он видит это в отражении на чужой радужке.
- Ответь мне, - Крис опускается на колени рядом с Чунмёном и аккуратно приподнимает голову, чтобы глаза в глаза и читать каждую эмоцию, - теперь я буду решать, ясно? - язык скользит по израненным губам, слизывая капли крови.
Исправить ошибку можно лишь разрушив созданное ранее, все до последнего. Только тогда воцарится пустота, а с ней желанный покой. Гнев выжигает чувства, но гореть здесь будет только Крис. Сухо заслуживает большего. С преступлениями против человечества он разберется сам, ведь это его работа.
И Чунмён сползает вниз, захлёбывается дерущими горло звуками; вздрагивает, когда Крис опускается рядом с ним - голос его кажется таким обманчивым, держащие подбородок пальцы такими тёплыми и мягкими...
- А ты хочешь... - сипло и горько, - делать это? Решать? - и как-то неправильно сладко, когда чужой язык собирает влагу.
Крис снова кусает, заставляя открыть рот и терпеть болезненную ласку. От напряжения руки дрожат, но продолжают цепко удерживать на месте.
- Отвечай, - отстраняясь, детектив выдыхает в чужие губы.
А теперь снова приносит ему проблемы, как ножом в открытой ране ковыряется.
- Ты... будешь решать. - Чунмён не узнаёт свой голос, совсем бесцветный, омертвелый.
- Хорошо, - детектив тянет Чумнёна на кровать в углу комнаты. Она, как и все здесь, завалена бумагами и полиэтиленом, но его это не смущает. Собственный ремень звякает пряжкой и удобно ложится в ладонь. Крис удовлетворенно наблюдает за чужой реакцией и тянется к хрупким запястьям. Грубая кожа стягивает жестко, не давая возможности освободиться. Контраст завораживает. Еще красивее на бледной коже смотрятся наливающиеся лиловым отметины от недавних прикосновений.
Но когда в руке Криса оказывается ремень, он просто отказывается верить происходящему.
Что? Но... Серьёзно?
Лавина обрушившихся на него вопросов отвлекает, и становится поздно - тугая боль гнездится на и без того содранных запястьях. Впервые в жизни, глядя на Криса, Сухо чувствует зачатки безотчётного - не страха, нет, - опасения. И с губ срывается полузабытое:
- Фань?
- Хватит, - детектив с силой тянет ткань рубашки и слышится треск. Беззащитный и доверчивый, он выглядит все так же под ним даже через столько времени. Хотя сейчас, Сухо, наверное был бы и рад покинуть это место, но не раньше, чем все закончится. В голове мелькает мысль о том, что, возможно, стоит оставить его здесь надолго, пока все не уляжется и пока Крис сам не успокоится.
На светлой коже четкими линиями прорисовывается тату. Порочно и красиво. Ему идет. Кончики пальцев пробегают вдоль рисунка, такого же, как и на амулете. Вспомнить значение не получается и Крис пробует на вкус, касаясь губами кожи.
Чунмён сдерживает негодующий вскрик при моменте обнажения; напрягается, потому что татуировки оказываются на виду.
И снова выстанывает любимое имя, когда губы прижигают кожу не хуже клейма.
- Еще одна, - Крис очерчивает губами еще одну тату, ту, что у сердца. Он смотрит в глаза Сухо и не находит в них и грамма протеста. Так не должно быть, это не жаркая ночь двух влюбленных. Это убийство, жестокое и болезненное, как для жертвы, так и для палача. Воспоминания уйдут, стоит лишь заменить их новыми, более отвратительными.
Пальцы не слушаются. Крис ругается сквозь зубы, пытаясь расстегнуть пуговицу на узких джинсах Чунмёна. Он раздраженно скидывает бумаги на пол и просто тянет грубую ткань вниз, царапая бедра.
Возбуждение радугой переливается под веками; губы Криса у сердца - и сердце плавится, практически моментально превращаясь в свечной огарок. Чунмёну хочется, очень, просто чувствовать его всем своим телом, принимать его, откликаться на каждое движение, умолять не останавливаться, предавая самого себя и свои принципы.
Чунмён хочет сдаться и подчиниться, потому что он правда очень устал. И пусть в Крисе сейчас играют обида и злость, для Сухо даже это кажется нежнейшим из признаний.
Грубая ткань джинс неприятно тревожит кожу, и он просто должен предупредить:
- Фань... я... у меня никого... я ни с кем не был снизу, после тебя.
Детектив больше не будет слушать, потому что не сможет поверить. Достаточно с него и этого признания. Он резко переворачивает Сухо, чтобы не смотреть в глаза, не видеть в них собственного отражения и боли. На пояснице красуется такой же рисунок и Крис не может избежать соблазна прикоснуться и к нему. Светлая кожа испорчена краской, но так она выглядит более настоящей, делая Сухо лишь человеком из плоти и крови.
Джинсы грубо стянуты еще ниже, а руки подхватывают за талию, ставя на колени. Крис не собирается церемонится. Из вороха шуршащего полиэтилена появляется какая-то баночка. Эту мазь детектив обычно использует для старых ноющих в непогоду шрамов. Какая ирония. Сейчас, похоже, именно такой случай. Аромат полыни горчит на кончике языка, но не может сравниться с отчаянной решительностью и обреченностью во взгляде Криса.
Если он хочет так - Сухо желает того же.
В этом нет ничего позорного и унизительного; ему легче думать, что это правильно. И если он сделал больно Крису, справедливо, что боль к нему вернётся сторицей.
В его жизни никогда не было по-иному.
Дрожь в руках не унимается и собственные штаны поддаются с трудом. Возбуждение захлестывает жаркими волнами, подкрепляемое отчаяньем и злостью. Крис пытается успокоится, проводя рукой по коротким волосам, но тщетно. Первое движение резкое и болезненное для обоих. Чунмён зажимается, не получается войти и наполовину. Сейчас хочется провести успокаивающе вдоль спины, слегка сжать аппетитную попку и, получив одобрительный стон, продолжить двигаться. Крис желает нежно коснуться, но лишь впивается пальцами в узкие бедра, рывком входя до основания.
Хорошо, потому что это Крис.
Он принимает Криса и выгибается почти до хруста позвонков; на его бёдрах от цепкой хватки совершенно точно останется россыпь разномастных синяков, но была бы воля Сухо - он оставил бы себе навечно каждый след, которым его сегодня одарил Ифань.
Крис подается бедрами вперед еще раз, шумно выдыхая. Слишком узко и горячо. Почувствовать бы мягкость рта, сцеловать с губ болезненный стон, но дикое желание подчинить слишком сильное, чтобы прислушиваться к чему-то другому. Поэтому Крис прижимается теснее и, раздражая чувствительную кожу тканью джемпера, произносит тихо, но четко и ясно.
- Ты прекрасен, Чунмён, - слова не вяжутся с грубостью, лишь подкрепляются еще одним глубоким толчком. От удовольствия тянет пульсирующей болью. Но только так, врезающейся в кожу молнией и саднящими запястьями, он сможет запомнить сказанное.