Оперный театр. 30 апреля. Суббота. 15:30. Персонажи: Кай, Тао, Лухан. Сцена отыграна.

На границе миров с каждым днем всё неспокойнее: волей-неволей люди чувствуют приближение опасности, тревога не покидает их, трансформируясь в непрекращающуюся паранойю и тенью преследующее смятение. Они понемногу сходят с ума, души мечутся в страхе и отчаянии, не зная, что их ждет, что с ними станет.
Грядет битва. Сочная, кровопролитная бойня. И снова падут небеса, низвергая хваленых архангелов – и снова разойдется под ногами земля, выпуская на свет детей Люцифера.
Прошлые мирные тысячелетия осыпятся прахом, пеплом и копотью, прольются кровавыми дождями и реками слез. Спасайтесь, бегите, молите о спасении своих ничтожных душ, но знайте, ваш хваленый Бог не пощадит никого.
@музыка:
nox arcana - melancholia
@темы:
Тао,
Лухан,
Чонин,
Избранный,
оперный театр
Демоническая сущность требует дать ей свободу, и Чонин неохотно ослабляет затянутый поводок: глаза наливаются свинцовой краснотой, опасной и голодной до человеческих страданий, «белки» чернеют, загустевая нефтью, приоткрывая занавес на истлевающий ад; обрезанные человеческие ногти удлиняются и заостряются на концах, становясь подобием не стачиваемых лезвий.
Он слышит свистящий шепот бесов, как они переговариваются и шипят, злорадствуя, чувствует запах догнивающих костей и человеческих мучений. Царство Люцифера дрожит в нетерпении, ожидая бури.
Чонин морщится, потирая пальцами ноющие виски: всё это – одна сплошная головная боль.
Как же он устал он всего этого, как же ему хочется, наконец, избавиться от сковывающих тело тяжелых, проржавевших цепей. Но еще рано.
Слишком рано для того, кто ждал тысячи лет. Нужно подождать еще.
И нужно, чтобы кто-нибудь сделал всю грязную работу за него.
Демон вздыхает – полукровки отродясь не вызывали у него доверия, но выбора нет. Он прикрывает глаза и сжимает пальцы левой руки в кулак, вонзая ногти под кожу и заставляя теплую кровь стекать по ладони, падать на пол и разлетаться мелкими брызгами.
– Те, что были рождены от крови моей, – его голос отдается эхом, а свет во всем театре зловеще мигает, – восстаньте.
Тао морщится и мотает головой, прогоняя обрывки воспоминаний.
Ноги сами ведут в старый книжный магазин: лавчонка совсем крохотная, вся заставлена книгами разного возраста. Тао кажется, что в них, в книгах-то, магии больше, чем в любом артефакте - главное только захотеть. Хотя, кто знает, что ещё за издания можно откопать на этих полках. Вся в браслетах рука тянется, чтобы толкнуть хлипкую дверь, но не хватает всего пары сантиметров.
В ушах шумит кровь, долбит в висках и затмевает глаза. Адово больно. Тао не призывали слишком давно, чтоб он ещё мог нормально помнить это ощущение полного уничижения собственного "я" и покорности, которое так давит на сознание.
- Видимо, в оперный я попаду раньше, чем ожидал, - Тао хрипит, усилием подавляя боль от приказа явиться. - Зовёт, наконец-то зовёт.
Тао загоняет остатки боли в дальний угол сознания, заставляя притупиться, исчерпать себя, и поворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы быстрым шагом отправиться к тому, кто над ним главенствует и требует его присутствия.
Лухан тяжело дышит, падает на колени, прикусывая губу. В отражении одного из зеркал клуба он видит себя. Вспотевший, раскрасневшийся и тяжело дышащий Лухан с застывшим с глазах чувством, так похожим на отчаяние, он напоминает себе человека. Жалкого, слабого, не способного смириться со своей судьбой. Какого чёрта именно он, думает Лу, собираясь с силами, чтобы подняться, разве в нём что-то особенное, помимо феноменальной способности выбираться живым и невредимым из самых опасных переделок?
Полукровка быстро приходит в себя. Онемевшее было тело расслабляется, а голова очищается от зловещего голоса. Лухан откидывает влажные пряди волос со лба и, гордо вскинув подбородок, смотрит на своё новое отражение. Прежде чем намеренно неспешно выйти из клуба, он успевает подумать о том, что пора бы постричься, а то совсем как смазливая девчонка выглядит.
В театре Лухан появляется меньше, чем через час. И всё то время, что он добирается, его голова неприятно пульсирует. Только переступив порог здания, он избавляется от навязчивой боли. Он видит демона, но подавляет желание тут же отвести взгляд. Совсем скоро это пройдёт, но Лу знает, что в этот момент всё ещё выглядит болезненно, как смертный с высокой температурой.
Он молчит, ожидая, что демон заговорит первым.
Он оборачивается, когда сквозь крепкую плотину его мыслей пробивается неровный пульс получеловека-полудемона. И это «полу» слишком режет по глазам, когда он сталкивается взглядами с тем, в ком течет смешанная кровь.
Взгляд полон негодования и излишнего высокомерия, но в целом – в нем нет ничего такого, что нельзя было бы сломать под натиском силы. Сила и боль, как ее вытекающая, – самые действенные из всех рычагов давления. Что люди, что полукровки, в которых все еще осталось слишком много человеческого, боятся боли, даже если твердят обратное.
Чонин выгибает бровь и складывает на груди руки, огненно-обжигающим взглядом, будто обтекая ртутью, разглядывая Лухана. С их последней встречи в аду почти ничего не изменилось: все та же приторная с горчинкой внешность, которая будит внутри демона какое-то странное раздражение, все тот же девчоночий строптивый характер.
– Я практически слышу о чем ты думаешь, – со смешком говорит он, жестом приманивая к себе большое удобное кресло с состаренными подлокотниками и твидовой спинкой, – «Почему я?» и «Неужели нельзя оставить меня в покое?».
Чонин садится в кресло и ловко закидывает ногу на ногу, чуть наклоняя голову и не сводя с Лухана буравящего взгляда.
– Если так хочешь получить свободу, то должен сначала заслужить ее.
Лухан не старается не думать. Даже если Чонин не сможет залезть в самые потаённые уголки его сознания, многие вещи всегда были и будут ему очевидны. Насмешливый голос демона аукается Лу волной раздражения и скрежетом зубов, которые он сжимает, чтобы не ответить на колкость. Впрочем, у Лухана есть пара теорий, почему он. Уж не потому ли, что по каким-то причинам будил в Чонине не самые радужные чувства, в то время как на большую часть полукровок ему было, мягко говоря, плевать?
Чонин вальяжно разваливается в кресле, как персонаж какого-то долбанного фильма о мафиози. Его взгляд по-прежнему прожигает Лухана до самого основания души, делиться которой полукровка не намерен. Где-то в глубине здания звучат шаги, и Лу без труда узнает в них Тао. Какая, блядь, ирония, думает он.
Лухан вдруг ухмыляется с почти болезненным от недовольства лицом и, наконец, ровным, но слегка хриплым голосом отвечает:
— Не лукавь. Невозможно получить свободу до тех пор, пока в этом мире существует кто-то сильнее, способный отыметь твою жизнь ко всем чертям. И я как-то не строю иллюзий на этот счёт.
Тао перебирает браслеты на своей руке, проверяя их сохранность и порядок, затем поглаживает кончиками пальцев серёжку в левом ухе: от демона, может, и не сбежишь, но если что, лучше иметь варианты побега. Случайности всегда могут произойти.
Тао доходит до резной двери, которая приглашающе открыта, и прислушивается. Он слышит подчёркнуто холодный голос Лухана, истекающий ядом.
- Ах, ему бы в актёры с такой выразительностью, - шепчет Тао, закатывая глаза. Ещё шаг, и он всё же заходит внутрь. Висок начинает ныть новым приступом боли, но это уже не вызывает никакой реакции, потому что всё внимание сосредоточенно на фигуре, сидящей на сцене.
Тао продолжает идти вперёд, хотя уже чувствует такую осязаемую силу, исходящую от Кая, обходит Лухана на пару шагов и падает в кресло с бархатной обшивкой.
- Приветствую, - он чуть кланяется в сидячем положении и с любопытством смотрит на Кая. - Чем могу быть полезен? - уголок губ сам тянется в едва заметную усмешку.
Демон довольно хмыкает, стоит второму полукровке показаться в дверях. Тао нравится ему куда больше Лухана, в нем присутствует покорность и готовность следовать приказам. Кроме того, Тао располагает значительным преимуществом, достаточно ценным, чтобы наградить его вниманием. В некотором смысле Чонин готов даже пойти на покровительство, если этого потребуют обстоятельства, навязанные нестабильностью человеческого фактора.
– Ты прав, – равнодушно поведя плечом, замечает он, подпирая голову рукой и неотрывно глядя в глаза Лухану, и хищно скалится, – Я могу отыметь. Но не сейчас. Сейчас у меня для вас есть другое задание, – он переводит тяжелый взгляд на Тао и долго его не сводит.
В воздухе почти слышно потрескивает электричество, окутывая помещение в атмосферу «осторожно: под напряжением».
– Найдите мне всю информацию об Избранном. Все слухи и пьяные байки, и с этого момента докладывайте мне о любом мощном выбросе энергии, – от внезапной лавины неконтролируемой злости под кожей начинают перекатываться мышцы, Чонин морщится, успокаиваясь также мгновенно, как и выходя из себя, и театрально взмахивает рукой. – В приоритете, разумеется, та информация, которую вы получите от крылатых мартышек и миднайта, – довольный своей аллегорией, хмыкает он.
Ему бы очень хотелось вскинуть руку и, сложив руку с длинными пальцами в выразительный фак, показать его Чонину. Но Лухан хорошо понимает, что очередная провокация может быть воспринята слишком буквально, а полукровка совсем этого не хочет. И потом, оказать униженным на глазах у Тао — что может быть хуже?
И всё-таки Лухан с появлением Тао немного расслабляется.Небрежно расстегнув молнию куртки, он достаёт из внутреннего кармана пачку сигарет и зажигалку. Сев в кресло, он закидывает ногу на ногу и, сунув в рот сигарету, закуривает. Лу несколько удивляется тому, что Чонину интересен Избранный. В последнее время полукровка нередко слышал о нём, но не придавал этим разговорам особо значения, считая их суеверием по большей части. Естественно, он собирается умолчать об этом от греха подальше.
Но, в конце концов, выбора у Лухана нет, и как бы его не воротило от мысли о подчинении, он намеревается по возможности всецело отдаваться приказам Чонина, даже если тот попросит кланяться ему в ноги и целовать их. Он будет выполнять приказы до тех пор, пока они не коснутся слишком важных ему вещей.
Когда Чонин заканчивает говорить, Лу задумчиво затягивается. Сигаретный дым приятно жжёт горло, и Лухан на несколько мгновений закрывает глаза и запрокидывает голову, а после выдыхает. На мгновение дым окутывает его глаза, и полукровка думает, что совсем не прочь не видеть пафосно застывшего в своём архаичном кресле демона.
— Ангел частенько наведывается к миднайту, — спокойно говорит Лу, словно резко лишившись всех душивших его чувств. — Сам миднайт, Бэкхён, выглядит не очень радужно, словно почти без сил, — продолжает он, туша сигарету о подлокотник кресла, — как если бы приболел. Но в его случае это прозвучит смешно.
Полукровка совсем не испытывает чувства стыда. Пусть у Лухана с Бэкхёном неплохие отношения, близкие даже к дружеским, они оба понимают, что сущность не обманешь. Их общение выходит за рамки равновесия и рас, но, в сущности, когда вопрос о "долге" встаёт ребром, то каждый готов пойти своей дорогой, не оглядываясь на иллюзию привязанности.
В лёгкие попадает дым от сигареты, неприятно карябаясь по стенкам горла внутрь: Тао не переносит запах дыма - спасибо, в аду надышался. Поэтому Лухан в этот момент кажется последним мудаком, но об этом приходится молчать.
- Если на то пошло, то общипанные все нервные, хотя я не уверен, что это касается именно Избранного, - Тао вспоминает недавнюю истерику Чена. Да и Минсок был не в лучшем состоянии, но это уже второстепенно. - А вообще эта крылатая братия малость оборзела, - переходя на привычный для себя тон, говорит Тао. - Вломились недавно ко мне, пытаясь отобрать артефакт. Видимо, тоже силёнок поднабираются. Но кто их там знает, может, у них постоянно так - навязчивая идея обобрать несчастных честных демонов, - Тао снова ухмыляется: давать прямые наводки не хочется, потому что Тао потом не хочется отвечать за каждое отдельно взятое слово.
В зале полумрак, и Тао снова прослеживает танец теней, которые сгущаются вокруг них.
Ад преследует Чонина повсюду – словно тень, вшитая в подошву.
Ненужные слова отсеиваются, как и тот дым, что методично выпускает из легких Лухан. Чонин пристально наблюдает, как и обо что тот тушит свой окурок, и это провоцирует новый сокрушительный по своей мощи приступ гнева.
Чонин хмурится, успокаивая себя тем, что пока рановато убивать глупого, несмышленого полудемона, и невольно снова принимается выводить подушечками пальцев спирали по виску. Нездоровая бледность? У Бэкхёна? Это внушает определенные мысли. Либо с пришествием на землю Избранного чаша весов покачнулась, либо это что-то другое… Неполадки в отношениях с ангелом? Вполне возможно – и это так на него похоже.
– Миднайт ничего не делает за просто так, – с прискорбием вздыхая, тянет демон, – Его придется или подкупить, или вынудить поделиться знаниями, которыми он владеет. В любом случае, меня не интересует, как вы достанете информацию и скольких за нее убьете, важен лишь результат и его правдивость.
Чонин снова погружается в раздумья, глаза его замирают где-то внизу сцены, проваливаясь в оркестровую яму. Раскатистая музыка, вливающаяся в уши, заставляет забыть, где он находится и почему, заставляет раскрыться и дать волю запечатанной в человеческом теле демонической сущности.
– А ангелы действительно ищут силы, – кивает он в ответ на слова второго полукровки, и губы сами собой растягиваются в угрожающей улыбке, – И, Тао, тебе ли не знать, что честных демонов не бывает.
- Честность - понятия растяжимое, тебе ли не знать, - подражая голосу демона, мурлычет Тао. - В конце концов, то, что для одного может оказаться честным ходом, для другого - истинное преступление. Всё зависит с какой стороны посмотреть, - Тао смотрит тёмное пятно от окурка на подлокотнике, и ему почему-то становится жалко подлокотник, словно это ему самому только что сигарету к заднице прижали.
Тао фыркает: он действительно ненавидит свою ассоциативную фантазию.
А ещё на языке вертится много нехороших слов: все требует информации, все гонятся за преимуществом в бою, и всё ради какого-то мифического Избранного. Хотя учитывая наличие Кая и Чанёля в мире людей, то может и не такого уж и мифического. Зачем так усложнять себе жизнь?
- Выходит, мы работаем, как информаторы. Есть сроки? - Тао смотрит на замершего Лухана, который о чём-то задумался, а затем переводить взгляд на Кая, без страха глядя в чёрные глубины. Ощущение, что его затягивает на дно, не покидает Тао, но он упрямо смотрит, запоминая, каков демон в спокойствии. Может, это он его таким видит в первый и последний раз. А дальше... нечто вырвется из этого бренного тела, и никакого спокойствия больше не видать.
Лухан медленно переводит свой взгляд с окурка к лицу Чонина. Подумать только, демон, что не прочь устроить хаос на всей планете, так расчувствовался из-за подлокотника кресла, коих в огромном зале было не меньше трех сотен. Ничего, призовёт какого-нибудь полукровку-слесаря, и тот под тяжёлым взглядом своего повелителя отшлифует и залакирует антикварную мебель. Лу улыбается собственным едким мыслям, так что не сразу понимает, что эта злая ухмылочка адресовывается демону. И здорово напоминает издевательскую. Впрочем, Лухан, и правда, где-то в глубине души остаётся доволен своей маленькой пакостью.
Но Чонин не разделяет его восторгов.
Вот теперь, подумал полукровка, мне точно пиздец.
Он бросил взгляд полный надежды на Тао, чтобы тот, возможно, хоть как-то отвлёк внимание демона от его скромной персоны непокорного полукровки.
А Чонин терпеливо закрывает глаза на все шалости.
Но сегодня происходит неожиданное – его сдержанность лопается мыльным пузырем, самоконтроль расходится по швам, мгновенно проявляясь на лице искушающей улыбкой, которой уже достаточно, чтобы убить.
Он медленно поднимается с кресла и обходит сцену, грациозно и плавно ступая по ступенькам, будто нисходит до простых смертных. Хотя – он устало улыбается, и выражение его бездонных глаз невозможно прочесть – так оно и есть. И корона не жмет.
– Чем быстрее, тем лучше, – отвечая на вопрос Тао, говорит он, не спеша приближаясь к полукровкам с каждым шагом. Он чувствует, как учащается их дыхание и сбивается контролируемый доселе пульс – пытаются скрыть за твердостью и уверенностью свой примитивный, скользкий страх перед ним.
Похвально, но недостаточно.
Чонину всегда мало: ему всегда нужно больше. Больше страданий, больше смертей, больше эмоций.
Он замирает в двух шагах от полудемонов, прочерчивая между ним и ими невидимую черту, за которую запрещено заходить и которую невозможно стереть.
Взгляд его темнеет, наливаясь кровью и вселенской болью всех тех, кому суждено вечно гореть в адском котле; губы складываются в оскал, обнажая клыки.
– Разве родители не учили тебя, что нужно бережно относиться к предметам искусства? – натянуто удивляясь, хмыкает он и фокусирует взгляд на черной обугленной точке, оставленной вдавленным окурком.
Провокация удалась, безлюдный, мертвый зал заходится громкими овациями и обескураживающими аплодисментами.
Чонин с садистской ухмылкой наблюдает, как победное выражение на лице Лухана стирается, потому что демон – исключительно в целях профилактики – дает ему почувствовать на себе сжигающий до костей огонь Преисподней.
- Я думаю, что ЛуЛу уже и не помнит, что ему родители втирали - давненько же человеком был. Вдруг у него склероз? - Тао не уверен, что удастся разрядить обстановку, но уж очень этого хочется, потому что как бы не хотелось умолчать, но давление силой он чувствует всем телом, и держать исходное положение, чтобы не сползти вниз по креслу, всё сложнее.
- Заставь заняться ремонтом и отшлёпай - уверен, Лухану это будет поучительно, - "только вот не надо его убивать" -мысленно заканчивает Тао.
Тао никогда не дружил с Луханем, но его смерть могла бы означать, что Каю абсолютно всё равно (хотя так оно, наверное, и есть), кто будет заниматься поиском информацией. Кто знает, может, следующим под горячую руку попадётся Тао.
Тао думает, что иногда любовь тёмных полукровок к провокациям вылазит боком.
Голос у Тао слегка дрожит, отдаваясь вибрацией, но демон только усиливает напор, вслушиваясь в ласкающие слух вопли, хотя перспектива отшлепать Лухана нравится ему ничуть не меньше.
– Думаю, на первый раз достаточно, – тянет он благосклонно, наконец, отпуская истерзанное не самой изощренной из припасенных пыток тело.
Все резко становится на свои места – Лухана выплевывает из самой Геенны, целехонького, но с легким ароматом поджаренной плоти и припорошенного серой; а кресло выглядит как новое – с мягкой обшивкой и состаренными подлокотниками. Будто ничего и не было, будто произошедшее – ловкий трюк иллюзиониста.
Чонин улыбается – он знает, что Лухан надолго выучит этот урок.
– Теперь каждую сигарету, которую ты выкуришь, ты будешь тушить о свою ладонь, – говорит он со смешком, прекрасно понимая, что у полукровки просто нет другого выбора.
Неужели Чонин всё-таки лишился своего хвалёного терпения и решился надрать ему задницу? Что же, пусть голос его разума уже вопит в предвкушении боли, Лухан ничуть не жалеет о идиотской сигарете и пятне на подлокотнике кресла. Он хочет ответить Чонину, что плевать он хотел на искусство, и всё то, что не рассыпется прахом во времени,в конце времён сгорит в дьявольском или божественном огне. Но едва его рот раскрывается для ответа, как тело всё тело пронзает нестерпимой болью. Руки впиваются в кресло, и Лу кажется, будто пальцы его с хрустом ломаются и теряют силу. Он сжимает рот, чтобы не закричать, и ему кажется, что это удаётся. Но через пару мгновений где-то со стороны он слышит собственный сдавленный вопль. Трусливо-насмешливый голос Тао пробивается сквозь пекло и бесконечный шум, и Лухану хочется протянуть руки, чтобы задушить ублюдка, хотя бы его, раз о том, чтобы достать до Чонина, можно только мечтать.
Когда Лухан уже готовится встретить свою смерть, не возвращение в ад, а именно смерть, что обнажит в нём бесконечную пустоту, всё резко заканчивается. Полукровка падает на пол на колени, держась ладонью за голо, и пытается откашляться. Горло раздирает, совсем не так приятно, как от сигарет. Лухан практически теряет голос, и его рычание больше похоже на жалкий скулёж. Он понимает, что с сигаретами придётся, похоже, расстаться на неопределённый срок, и это хуже пятиминутки в аду, что устроил ему Чонин.
Лу, собравшись с силами, медленно поднимается, стряхивая с плеча нечто, напоминающее пепел. Он старается не смотреть в сторону Тао, будучи неуверенным, что вынесет ещё одно унижение без плачевных последствий.
Значит, демону хочется покорности? Он её получит, даже если она совсем его не порадует.
Лухан измученно, но зло улыбается.
— Ради тебя, господин, я готов мучиться в огне часами, если моя боль способна доставить тебе хоть какое-то наслаждение, — хрипло произносит он и облизывает пересохшие, всё еще горячие губы. — Всё, чего бы ты только ни пожелал, — добавляет он, делая услужливый поклон.
Разве это не означает, что Лухан непременно намеревается дать ещё несколько поводов для наказания?
Тао хмурится и давит в себе порыв проверить Лухана на наличие жизни в теле. Но сразу с насмешливым "господин", Тао понимает, что это не лечится. Лухан доиграется до того, что не выйдет сегодня отсюда, хотя их могли отпустить едва ли не сразу, если бы они разговаривали только по делу. Но нет же, надо выпендриваться!
- Лухану не хватает деятельности в последнее время, не будь к нему слишком строг, - Тао не скрывает раздраженное цоканье языком и снова смотрит на Кая, который всё не отводит внимательного взгляда с Лухана. Напряжение между ними осязаемо до такой степени, что дотронуться можно. Дело пахнет не просто жаренным, а уже просто адским пламенем, которое вот-вот будет уничтожать.
Почему-то перспектива стать зрителем остросюжетной захватывающей схватки с уже известным исходом будит в Тао только желание сходить за поп-корном в небольшой магазинчик, который он недалеко от оперного театра видел, когда шел сюда. А что? Каждый развлекается как может.
Демон мечется по телесной клетке от восторга, возбужденно порыкивая, – теперь у него есть новая игрушка, которую он может ломать и собирать по кусочкам снова и снова. Снова и снова до тех пор, пока ему не наскучит. Ему безумно нравится видеть, как это самодовольное лицо искажается в уродливой гримасе боли, унижения и страха. На это, вне всяких сомнений, можно смотреть вечно.
– Не хватает деятельности? – усмехается Чонин, переводя нетерпеливый, наполненный до краёв мучениями взгляд на Тао. Полукровка ещё продолжает что-то говорить не то в защиту Лухана, не то в его оправдание, хотя всё это больше похоже на отводящий внимание лепет в угоду собственному спасению.
– В таком случае займитесь поисками сведений об Избранном, – говорит он, внезапно даже для самого себя успокаивая бушующий ураган внутри, снова примеряя маску благородного безучастия.
Лухан больше не вызывает раздражения или злости, хотя желание обратить его в прах и подвергнуть недюжинному насилию держится из принципа всегда доводить дело до конца.
– Аудиенция окончена. Проваливайте, – кивает он на дверь и резко возвращается взглядом к Лухану, аккуратно, почти нежно прожигая первый ожог на внутренней стороне его ладони, который впредь никогда не сотрется и будет напоминать ему о том дне, когда свершилось его падение.
Он не отдёргивает руку, когда Чонин касается её. Боль не самая приятная, но вполне терпимая, и Лу, заинтересованно глядя на свою кожу, где теперь красуется ожог, только морщится. Вскинув ладонь, полукровка медленно обводит языком больное место, не отрывая взгляда от демона. Ветерок ласкает прохладой уродливое напоминание об этом не самом удачном для Лу дне. Как полукровка ненавидит мысль о том, что его во многих отношениях безупречная внешность подпорчена такой глупостью.
Но он в этом ни за что не признается.
— А мне даже нравится, — негромко, всё ещё хриплым, но уже спокойным голосом сообщает он не то Тао, не то Чонину, не то вообще в пустоту. — Не всегда же мне выглядеть, как девчонка.
Тихо рассмеявшись, он легко разворачивается (с почти присущим ему озорным кокетством) и, не оборачиваясь, идёт в сторону дверного проёма в конце большого зала. Его невредимая рука тянется к внутреннему карману куртки, чтобы достать сигарету, но Лу тут же отдёргивает её и тихо чертыхается. Может быть, настало время какому-будь кокаину? Тело кажется лёгким, но мелкая дрожь не унимается. Полукровка чувствует, что ему хочется забыться, но разве это не станет очередным поражением?
- До скорой встречи, наверное, - Тао поднимается следом за Луханем, не желая оставаться наедине со слишком довольным Каем. Шаги выходят не быстрыми и упругими, а уставшими и чуть шаркающими. Иногда кажется, что Кай не своей аурой давит, а наоборот высасывает все силы одним своим присутствием. Смотреть напоследок на демона нет никакого желания, и Тао уходит уже не оборачиваясь, желая только вылезти наружу и привести мысли в порядок. Жизнь становится веселее: то совсем делать нечего, то заданий завались.
- Я всё ещё не против стать котом Кёнсу, - бурчит Тао, когда оперный театр остаётся за его спиной. - Жить было бы проще. И пару жизней всегда в запасе.